Видимо, Дэвид заметил странное выражение ее лица, потому что придирчиво оглядел себя и спросил:
— Что-то не так?
Она на секунду крепко зажмурила глаза, овладевая собой, и как можно небрежнее ответила:
— Напротив, все очень хорошо. Ник, правда, папе идет этот костюм?
— Угу, — согласился мальчик. — Зато у тебя смешной вид.
— У меня? — Натали покраснела. — Почему это?
— Ты выглядела точно так же, когда смотрела на коробку с шоколадным печеньем и раздумывала, съесть его или не съесть. — Малыш лукаво прищурился и спросил: — А можно мне взять еще печенья?
— Нет.
— Почему? — обиженно протянул он.
— И в самом деле, почему? — вступился за сына Дэвид.
— Потому что он съел уже три штуки, — строго ответила Натали. — Нельзя позволять себе делать все, что хочется.
— Пожалуй, иногда можно себя побаловать, — возразил Дэвид, глядя ей прямо в глаза. — Особенно если действительно хочешь чего-то и отдаешь себе отчет в том, что делаешь.
Девушка промолчала. Она вспомнила о вчерашнем поцелуе и почувствовала, что нестерпимо хочет его повторения.
— Цена может оказаться слишком высокой, — наконец проговорила она.
— Зато удовольствие может длиться долго. — В голосе Дэвида появились низкие, хрипловатые нотки. — Очень долго. Почему бы не попробовать?
— Звучит соблазнительно. — Натали с удивлением заметила, что ее голос дрогнул. Она принужденно улыбнулась, чтобы подавить внутренний трепет, и отвела взгляд в сторону, с усилием преодолевая магнетическое притяжение этих серых глаз. — У нас впереди торжественный день. Если я съем пачку печенья, то растолстею и не влезу в свадебное платье.
Дэвид склонил голову в знак согласия.
— Тогда в другой раз.
Интересно, догадался ли он, о чем я на самом деле думала? — спросила себя Натали. Или действительно говорил о печенье?
— Нам нужно поговорить, — уже серьезно произнес тот. — У тебя есть минутка?
Натали повернулась к Нику.
— Ты допил молоко? Тогда пойди в сад и поиграй немного один. Я сейчас приду.
— Ну, можно я возьму еще печенье? — умоляюще спросил мальчик.
— Хорошо, но только одно, — сдалась Натали. — А теперь беги.
Проводив малыша взглядом, она повернулась к Дэвиду.
— Что случилось?
— Только не впадай в панику, — произнес он, и у нее сжалось сердце. — Мне сегодня позвонили из иммиграционной службы.
— Зачем?
Она непонимающе встряхнула головой. Все бумаги заполнены и отправлены. Неужели им там нечего больше делать, как обзванивать всех по телефону?
— Думаю, ничего серьезного, — сказал Дэвид, но его тон говорил об обратном. — Я уверен, что это стандартная процедура. Словом, они хотят побеседовать с нами. О нашем браке.
Натали сжалась. Интервью с иммиграционной службой — это было худшее, что только можно себе представить. Она боялась попасть в дурацкое положение.
— Они все знают, — потерянно проговорила она. — Они все знают и хотят поймать нас на лжи.
— Ничего они не знают, — возразил Дэвид. — Только подозревают. — И он улыбнулся своей неотразимой беззаботной улыбкой.
— Подозревают? — переспросила Натали, изо всех сил стараясь не замечать этой улыбки. — Но почему?
Ответ был очевиден, но она не могла понять, почему власти так заинтересовало именно ее дело.
Выражение лица Дэвида стало более серьезным.
— Без сомнения, это проделки Эстер. Наверное, она позвонила им сразу же, как только узнала о предстоящей свадьбе.
— Она настолько мстительна?
— Плести интриги — ее любимое развлечение.
— О, нет!
В возгласе Натали прозвучало такое отчаяние, что Дэвид импульсивно протянул руку, чтобы обнять ее, но вовремя спохватился и вместо этого только смущенно похлопал по плечу.
— Не волнуйся, все будет хорошо. В конце концов, мы уже полгода живем под одной крышей.
— Но мы ничего друг о друге не знаем! — воскликнула она.
— А по-моему, вполне достаточно.
Ответ Дэвида поразил Натали. Он считает, что хорошо знает ее? Значит, она совсем не интересна ему как человек, как личность?
Все эти месяцы девушка пыталась побороть в себе романтические чувства, вспыхнувшие во время самой первой встречи с отцом своего будущего воспитанника. Она видела, что для этого мужчины работа и карьера всегда будут стоять на первом месте, и все же, благодаря своей наблюдательности, смогла заметить и понять многое другое. В Дэвиде О'Конноре были черты, которые трогали ее душу, и бывали мгновения, когда она видела, что он раним и беззащитен. Но всякий раз, когда ей казалось, что еще немного — и ей удастся завоевать его доверие, он снова прятался в свою раковину, прятался за щитом работы, деловых встреч, командировок…
Натали научилась улавливать настроение этого мужчины. Когда он был чем-то встревожен или обеспокоен, то ерошил ладонью волосы, не замечая, в какой беспорядок приходит его прическа, и такие минуты казался совсем мальчишкой. Когда Дэвид сердился, его глаза темнели, брови хмурились, и он начинал говорить резкими, отрывистыми фразами. Когда же он радовался… Нет, пожалуй, ей так и не удалось увидеть на его лице выражения настоящей радости.
Итак, Натали знала о нем многое, и в то же время почти ничего. Как и он о ней.
А Дэвид считает, что этого достаточно!
— Что с тобой?
Его вопрос вывел Натали из задумчивости.
— Ничего, — ответила она, избегая встречаться с ним глазами. — Просто мне кажется, что мы все же не знаем друг о друге так много, чтобы удовлетворить иммиграционную службу.